Тот, кому можно доверять

Как агент британский разведки и бывший руководитель убойного отдела Питер привык всегда быть настороже.

Знаешь, чего ожидать от противника и у тебя больше шансов успешно провести задание и остаться в живых. Знаешь, чего ждать от коллег и можешь спать спокойно, не мучаясь вопросом — кто из твоих людей предатель. Умение просчитывать наперед было просто жизненно необходимо, и Гиллем овладел им в совершенстве.

Но по иронии судьбы единственным человеком, чьи действия Питер ну никак не мог предсказать — был его любовник. Тот, кто находился ближе всего и, благодаря специфике своей профессии, знал около трехсот способов прикончить человека быстро и незаметно. Тот, кому подозрительный ко всему Гиллем согласился бы доверить свою жизнь.

Пока что Гектор его не подводил.

* * *

Питер потер виски и огляделся по сторонам. Вокруг было слишком много людей, - он уже насчитал больше десяти точек возможной атаки. Нервно выдохнув, Гиллем прикинул несколько планов отступления, плотнее закутался в одеяло и вернулся к шахматной партии.

— Что-то не так? — насторожился Гектор.

Питер ответил не отводя взгляда от доски:

— В любой момент готовься бежать.

Гектор лишь нахмурился и поджал губы, но промолчал. Через пару секунд к ним подошел высокий, под два метра, парень с щетиной на подбородке. Он почесывал шею и кусал губы, при этом избегая смотреть на Питера.

— Покурить бы, — негромко произнес парень, — У тебя есть заначка, Пит. Я знаю — мне Билли сказал.

Гиллем напрягся, ища взглядом что-нибудь острое или тяжелое, чтобы в случае чего атаковать первым. Отбиться от такого противника будет трудно, но если правильно ударить, - вполне реально.

Гектор устало качнул головой и положил руку Питеру на плечо.

— Расслабься, он всего лишь просит закурить.

Питер заставил себя успокоиться, даже улыбнулся собеседнику и ровным, спокойным голосом объяснил:

— Прости, Чакки. Утром последнюю выкурил.

Расстроено хмыкнув, парень развернулся на пятках и ушел к телевизору, который стоял в другом углу комнаты отдыха. Питер проследил, как Чакки сел в кресло и только тогда успокоился. Гектор довольно улыбнулся.

— Если хочешь, чтобы тебя отсюда выпустили, надо хоть прикинуться, что ты не видишь в каждом человеке потенциальную угрозу, — хмыкнул он.

— Меня не выпустят. Во всяком случае, до тех пор, пока это не будет удобно Цирку.

— Успокойся, я решу эту проблему. Но тебе нужно вести себя спокойнее. Не нервничай, не смотри по сторонам так, словно все здесь мечтают тебя прикончить. И прекрати отказываться от еды и лекарств.

— И отброшу коньки к следующей пятнице, — фыркнул Гиллем.

— Ты сдохнешь раньше, если не будешь есть, — зло заметил Гектор, — Поверь моему опыту, если бы от тебя хотели избавиться, то уже сделали бы это. И нашли бы способ полегче, чем подсыпать тебе яд в еду и пичкать отравленными таблетками.

Да нет, это как раз отличный способ со мной расправиться, подумал Питер. Давать лекарства, притупляющие внимание и реакцию. Или подсыпать в еду по маленькой дозе опасного яда, которая не убьет сразу, но будет понемногу разрушать мой мозг.

— Внезапная смерть больного привлечет слишком много внимания и сюда обязательно нагрянет полиция. Думаю, им не составит большого труда выяснить, кто подсыпал отраву. Больнице это невыгодно, — Диксон улыбнулся и окинул взглядом шахматную доску, — Проще подстроить несчастный случай — нападение буйного больного или пожар. Конечно, в таком случае, руководству больницы тоже придется отвечать, но тут гораздо проще списать всё на несчастный случай.

— Если ты пытаешься меня успокоить, то у тебя это плохо получается, — проворчал Питер, выдвигая вперед фигурку слона, — Шах.

— Я знаю, — Гектор вскинул руки, признавая поражения то ли в шахматной партии, то ли целиком в их споре, — Но просто поверь мне — тебе сейчас ничего не угрожает. Я вытащу тебя отсюда целого и невредимого, нужно только немного подождать.

— А если…

— А если что-то пойдет не так, то я позабочусь об этом, — жестко отрезал Гектор.

* * *

В тот же вечер, спустя час после того, как ушел Гектор и полчаса после того, как больных развели по палатам, к Гиллему подошел Чакки — тот самый, несчастный щетинистый детина, пытавшийся стрельнуть сигарету. За спиной у Чакки маячил полноватый усатый парень в футболке с Deep Purple и не то резинкой, не то коротким мотком бельевой веревки в руках. Чакки всё так же избегал смотреть на Питера, зато другой парень разглядывал бывшего шпиона с явным интересом.

— И не стыдно врать, Питер, — спросил он, — Мы же тут все друзья, а с друзьями надо делиться.

Гиллем вмиг напрягся, принял боевую стойку, ожидая нападения. Чакки стоял рядом с ним, но атаковать даже не думал. Разве что опасливо покосился на своего друга и вновь отвернулся куда-то в сторону.

— Пойдем Билли, — промямлил он, — Ничего хорошего из этого не выйдет.

— Мы тут все друзья, — повторил Билли, медленно приближаясь к Гиллему и пощелкивая веревкой в воздухе. Никудышное оружие в неумелых руках. Справиться с ним будет проще простого. Это же не опытные наемники — обычные психи, которые вдолбили себе в голову, что им есть чем поживиться.

— Эй, какого черта здесь происходит? — появившийся в коридоре санитар видимо сильно поумерил пыл Билли. Тот спрятал веревку за спину и улыбнулся.

— Болтаем по дружески, Рой. Мы же здесь все друзья.

— Во время отдыха поболтаете, — хмуро ответил санитар, — А сейчас расходитесь по палатам. Не хватало мне тут драки.

Билли замотал головой, объясняя, что здесь все друзья, а друзья не дерутся. Чакки поспешил скрыться в дверях своей палаты, а Питер, наконец, расслабленно выдохнул. Подумать только — чуть не ввязался в больничную драку. Не очень-то достойное занятие для бывшего шпиона. Наверное, Гектор был прав — надо вести себя спокойнее.

Наверное…

* * *

Уильяма Флобера нашли в пятницу.

Первым тело обнаружил Чарльз Брук. По словам Чакки, он зашел в душевую, увидел Билла и подумал, что тот просто поскользнулся и потерял сознание. Не рискнув самостоятельно помогать другу, Чарльз позвал медсестру.

Билл лежал посреди душевой на спине, совершенно голый, если не считать резинки от трусов на шее. Глаза у него были вытаращены, а лицо посерело. На шее осталась лиловая полоса — видимо парня и придушили той самой резинкой. Но это было не самое страшное: как выяснилось уже при вскрытии, в глотке и желудке Уильяма было обнаружено множество сигаретных окурков. Словно кто-то пихал эту гадость ему в рот и заставлял глотать не пережевывая. А потом придушил.

Отпечатков пальцев не было найдено ни на теле, ни на орудии убийства, что уж говорить о самой душевой. Те, кто видел Билли в этот день, тоже не заметили ничего странного. А в подозреваемых была чуть ли не половина больницы. Билл оказался не самым приятным в общение человеком: забирал вещи у больных, любил подраться и провоцировать медперсонал. Единственный, с кем он общался по-дружески — Чарльз, но и того нельзя исключать из подозреваемых, ведь по словам врачей и пациентов, Билли частенько переходил границы «дружбы» и делал пареньку недвусмысленные намеки. Так что кто знает — может быть, Флобер решил перейти от слов к действиям, а бедный Чакки просто не выдержал.

И всё же, для спокойствия пациентов было решено не раскрывать подробности дела. Пусть все считают, что Уильям Флобер погиб в результате несчастного случая.

Чарльза Брука же спустя неделю после убийства забрала из клиники сестра.

* * *

Питер не любил находиться в комнате отдыха. Как бы он не старался расслабиться и не искать в окружающих намек на угрозу, у него не очень-то это получалось. Да и думать было проще, находясь в тишине и одиночестве.

Соседом Питера по палате был Теодор — совсем ещё юный парень, больной аутизмом. Вряд ли он мог представлять хоть какую-то опасность, но Гиллему всё равно было спокойнее, когда Тед уходил из палаты или когда на выходных его забирал домой отец. В остальное время паренек сидел в комнате и читал. Почти всё вокруг было заставлено его книгами — художественной литературой, справочниками и учебниками. Питер как-то раз попытался взять с полки «Повелителя мух», но увидев, как нервничает Тед, тут же поставил книгу на место. И больше не рискнул прикасаться к чужому имуществу. В конце концов у него были свои дела.

В те чудесные минуты, когда Гиллему удавалось остаться в палате одному, он принимался за обдумывание своего плана. Он читал принесенные Гектором документы, искал хоть какую-то информацию, которая могла помочь ему выбраться отсюда. Блокнот с расчетами и выписками из дел он на всякий случай носил с собой и никому, кроме, конечно же, Диксона, не позволял в него заглядывать. И если с больными было разобраться не так уж сложно — они либо сами все понимали, либо отступали, получив отпор, то с медперсоналом было сложнее. Уж больно он был любопытным и дотошливым.

Хотя, справедливости ради, в клинике работали довольно приличные люди и попытки как-то унизить пациентов или нарушить их права старательно пресекались. Но были и в этом случае свои исключения. Санитар Фрэнк Форман, например. Нападал он, правда, только на тех пациентов, которые не могли пожаловаться. Да и нападками это было сложно назвать — у кого Фрэнк стащит положенное на обед яблоко, у кого одолжит новенький плеер. Все по мелочи и довольно осторожно — поэтому его и не могли поймать. И скажем так, связаться с Питером было его главной ошибкой.

— По-моему, это пудинг Теда, — заметил Гиллем, когда Фрэнк в очередной раз свистнул с подноса больного маленькую тарелочку.

— Да тебе-то какая разница, — пожал плечами санитар, — Не твой же. А этому всё равно — хоть пудингом его корми, хоть кашей.

— По четвергам Тед привык есть картошку, рагу и пудинг. Когда что-то нарушает его привычки — он очень нервничает, — отозвался Питер, водя вилкой по тарелке с овощами, — Да и обворовывать аутиста — не самый хороший тон.

— Умный самый что ли? — злобно рыкнул Фрэнк, но пудинг на всякий случай вернул на место.

— Достаточно, чтоб знать, кому пожаловаться о нарушении.

Санитар ничего не ответил — с больными в сознании он предпочитал не связываться. Но ушел Фрэнк из палаты почти пунцовый от злости и на выходе со всей дури пнул один из ящиков с вещами Теда. Ящик перевернулся и на пол высыпались старые журналы и исписанные тетради.

— Это по-твоему называется вести себя спокойно? — насмешливо спросил Гектор, заглянув в палату буквально спустя полминуты.

— Всего лишь попросил его не воровать еду у больных.

— Всего лишь? — Диксон недоверчиво склонил голову.

— Пригрозил, что пожалуюсь начальству.

— О, ясно. Ну, то что ты не скрутил его на полу уже прогресс, но когда я просил тебя быть спокойнее — это касалось и отношений с персоналом. Не в твоих интересах наживать врагов.

— Уж кого мне точно не стоит бояться — так это мелкого пройдоху-санитара. Что он может сделать?

— Тебе ли не знать, Питер, на что готовы люди, чтоб отомстить тем, кто их обидел.

— Глупости!

— Как знаешь, — Гектор сел рядом с ним, взял любовника за руку и мягко сжал, — Но прошу тебя, будь осторожнее.

Питер кивнул и, радуясь том, что в палате кроме них никого больше нет, положил голову Гектору на плечо. Он уткнулся носом в его шею, осторожно коснулся губами ключицы, но большего себе не позволил.

— Как же я устал, — прошептал он. Гектор только крепче сжимал его руку.

* * *

Когда через пару недель Фрэнк Форман вошел в палату, чтобы раздать больным таблетки, Питер не ждал ничего ужасного. Санитар в последнее время вел себя тише воды, а Гиллема вообще сторонился. Спрятав на всякий случай блокнот с записями, Питер взял со стола одну из принесенных Гектором книг и погрузился в чтение. На то, как Фрэнк ставит перед ним стаканчик с лекарствами и воду он едва взглянул. Хотя на всякий случай прикинул, как быстро сможет блокировать удар, если нерадивый санитар вдруг решит напасть.

— Пей, — скомандовал Фрэнк, складывая на груди руки. Питер кивнул, не отрываясь от книги, но санитара это явно не удовлетворило.

— Ты должен выпить их сейчас, при мне, — хмуро объяснил он, — Чтоб я знал, что ты их не выбросишь и не обменяешь на сигареты.

— Поразительная исполнительность для того, кто ворует вещи у больных!

— Прими лекарства, — прорычал Фрэнк, — Иначе я их в тебя запихну.

— Интересно, каким образом? — Гиллем самодовольно усмехнулся, ожидая, что санитар либо набросится на него с кулаками и получит мощный отпор, либо опять выместит злость на не в чем не повинных коробках, но Фрэнк не сделал, ни того, ни другого. Он молча ушел из палаты.

Гиллем подумал, что наверно не стоило провоцировать санитара. В конце концов, таблетки ему всё равно придется выпить, а так он дал Фрэнку лишний повод для ненависти.

Форман вернулся через пять минут. Вошел в палату, пряча руки за спиной и нехорошо улыбаясь. Прежде чем Питер успел хоть как-то отреагировать — видимо, больничные лекарства значительно притупили его рефлексы — санитар подскочил к нему, крепко схватил за запястье и ткнул в сгиб локтя шприцем. Одним быстрым нажатием он ввел содержимое внутрь и только тогда отпустил руку Питера.

— Это вот ответ на вопрос «Как?», — усмехнулся Фрэнк, — Для тех, кто не любит таблетки, всегда найдется шприц.

Успокоительное подействовало быстро, и когда в рот Питеру всыпали лекарства, а потом прислонили к губам стакан с водой и, грубо сжав подбородок, вливали её внутрь, Питер только и мог, что рефлекторно глотать, чтоб не захлебнуться. Часть воды стекала по его щекам на подушку и за ворот. Закончив с Питером, Фрэнк удовлетворенно фыркнул и забрав пустой шприц, пошел давать таблетки Теду, который всё это время спокойно листал свои старые журналы. На то, что происходило вокруг он не обращал ни капли внимания.

Питер перевернулся на бок, устроил голову на промокшей подушке. Осторожно нашарив под ней свой блокнот с записями, он убедился, что тот не вымок и только тогда разрешил себе закрыть глаза.

* * *

Говорили, что Фрэнк Форман сам наложил на себя руки. Жизнь у него, в конце концов, была не самая сладкая. Нелюбимая работа, маленькая зарплата, вечно больная мама и недавно пережитый развод ожидаемо довели Формана до алкоголизма. А светящее из-за жалобы пациента увольнение могло совсем добить.

Да и походило всё это на самоубийство. Фрэнк выпил целую пачку снотворного, запил её бутылкой джина, надел чистую сорочку и брюки и так и отрубался в кресле напротив телевизора. Вот только и бывшая жена, и коллеги, и друзья-собутыльники умершего сказали, что не было он похож на человека, который может пойти на самоубийство. Напиться до белых чертей и устроить драку или разгромить комнату, перебив все любимые статуэтки бывшей жены — запросто. Но убить себя — не очень это на Фрэнка похоже. Да и способ, который он выбрал… В общем, странно всё это.

Тем не менее полиция не нашла доказательств того, что это могло быть убийство и дело Фрэнка Формана так и оставили под графой «суицид».

* * *

Звонок раздался посреди ночи. Телефон в палате Питера и Теда разрывался и трещал, но ни Теодор, ни медперсонал, кажется, его не слышали.

«Может мне это снится?» — подумал Питер, — «По-моему, здесь не было телефона.»

Мобильный, конечно, могла принести медсестра Лиз. Она Теда любила, как родного сына и выполняла все его просьбы. Или отец Теодора мог договорится с врачами, почему нет.

И всё-таки вчера телефона в палате не было.

Трель прекратилась на пол минуты, а потом началась заново. Питер осторожно встал, на цыпочках подобрался к телефону и принял звонок.

— Слушаю, — осторожно сказал он.

— О, Питер, хорошо, что это ты, — раздался на том конце довольный голос Гектора, — Если б ответил какой-нибудь санитар или твой сосед — мне бы было труднее объяснить, откуда я взял этот номер.

— Зачем ты звонишь?

— Потому, что не могу придти. Но у меня есть чудесные новости.

— Если это то о чем я думаю, — Питер понизил голос, — то сообщать их по телефону не очень-то безопасно.

— Не волнуйся, это уже не имеет значение.

— В каком смысле? Гектор!

— Просто доверься мне. Завтра тебя уже никто не достанет, — и гудки в трубке.

Гиллем опасливо вернул телефон на место. Поверил, не проснулся ли Тед и не разбудил ли его разговор санитаров, но все было спокойно. Питер вернулся в кровать, но заснуть до утра так и не смог.

«Завтра тебя уже никто не достанет» — крутилось в голове, — «Завтра».

* * *

Но ничего не произошло.

Ничего не произошло на следующий день и через день, но Питер продолжал ждать. Ничего не случилось и через неделю. Гиллем с каждым днем все больше и больше волновался. Он пытался связаться с любовником по телефону, звонил ему на старый номер. Но Диксона то ли не было дома, то ли он благоразумно не отвечал на звонки. В то, что Гектор мог просто пообещать Питеру помощь, а потом смыться куда-нибудь, не верилось совершенно. А о том, что киллера могли перехватить и обезвредить, думать просто не хотелось. В итоге Гиллем заставил себя набраться терпения и ждать, но выдержал не больше недели.

Надо было срочно выбираться отсюда и искать Гектора.

Мысль о банальном побеге посещала Питера и раньше, в первые недели нахождения здесь, но он понимал, что просто сбежать из клиники глупо. Его будут искать. И скорее всего не только полиция, от которой с трудом, но можно спрятаться. Нет, его будут искать бывшие коллеги, сбежать от которых гораздо сложнее. А провести жизнь, постоянно прячась от кого-то он не собирался. Да Гектор обещал, что сможет всё уладить в рамках закона. Хотя, им всё равно придется переехать куда-нибудь на пару лет для подстраховки.

Однако сейчас ситуации приняла совершенно иной оборот. Жизни Гектора возможно угрожала опасность и сидеть на месте было просто нельзя. Пусть Питера в итоге поймают и вернут обратно, но он должен убедиться, что с Диксоном всё в порядке.

Дождавшись ночи, Питер переоделся в свою привычную выходную одежду — брюки, рубашка, пиджак, плащ и ботинки. Захватил блокнот, взял самые важные документы и, вооружившись палкой от швабры (ничего лучше просто не нашлось), собрался бежать.

* * *

— Мистер Гиллем, объясните мне, почему вы хотели сбежать, — психиатр Хиггинс устало поправил очки, — Вам не нравится наша клиника? Вы чувствуете себя здесь не комфортно?

Питер зло оскалился. Его всего пару минут назад освободили от ремней, которыми санитары на всякий случай связали его. Конечно, у них для этого были веские основания, особенно после того, как Гиллем уложил троих парней, а ещё одному чуть не сломал руку.

— Важный для меня человек находится в опасности, а я не могу ему помочь, потому что меня держат здесь без каких-либо оснований. Не комфортно? Да, пожалуй.

Мистер Хиггинс покачал головой и полез в ящик за какими-то бумагами.

— Мистер Гиллем… Можно я буду называть вас Питер?

— Да, конечно.

— Вы помните, как попали к нам?

— Я… Меня… — Гиллем потер виски, пытаясь вспомнить тот день, когда его привезли в клинику, но в голове был сплошной туман. Словно кто-то стер первые несколько дней пребывания здесь из его памяти. Но как такое возможно?

— Меня упекли сюда по обвинения в паранойе, я полагаю, — рискнул сказать он.

— Вы ведь знаете, что больного, который не представляет опасности обществу, невозможно «упечь» в лечебницу. Все делается с согласия пациента.

— Поверьте, для тех, кто меня сюда отправил это всего лишь формальность.

— Может быть, вы хотите посмотреть бумаги? На них ваша подпись.

— Её могли подделать, — пожал плечами Питер.

— Могли, конечно. И я может быть даже поверил, что так и было, если бы своими глазами не видел, как вы их подписывали.

— Что вы… — Гиллем сбился, — Что вы хотите сказать?

— Питер, послушайте меня и пожалуйста не волнуйтесь, — мужчина говорил тихо и спокойно, словно пытаясь успокоить пациента, — Вы пришли сюда сами с жалобами на плохой сон, постоянную нервозность, потерю аппетита и проблемы с концентрацией внимания. Вы сказали, что подозреваете у себя тяжелую депрессию и боитесь, что можете наложить на себя руки. Помните это?

Питер замотал головой.

— Я вам не верю!

— Тем не менее, это так. После того, как вы подписали документы, вас, конечно же, отправили на обследование. Вам поставили диагноз биполярное аффективной расстройство. Вы знаете, что это за болезнь?

— Имею представление. Но… Я бы заметил за собой… Нет, это бред какой-то! Мне нужно срочно увидеть Гектора. Мне нужно уйти отсюда.

— Успокойтесь, пожалуйста. Давайте я попробую вам помочь. Кто такой Гектор?

— Мой… друг. Он навещал меня. Вы наверняка его видели. Не очень высокий, блондин, ходит почти всегда в черном…

Мистер Хиггинс вскинул брови, потом нахмурился и немного растерянно сказал:

— Но к вам никто не приходил, мистер Гиллем.

Питер открыл рот, чтобы возразить, но так ничего и не смог сказать.

* * *

Кажется, это случилось зимой. Сейчас июнь. Питер в клинике уже три месяца, а это произошло за два месяца до того. Снег тогда ещё не выпал, но кажется, в том декабре вообще не было снега.

Или осень? Хотя, какая разница.

Для профессионального киллера, знающего около трехсот способов прикончить человека быстро и незаметно, погибнуть так было бесконечно глупо. Гектор всегда очень трепетно относился к своему оружию. Знал, что из пистолета, которым не пользовались несколько лет, опасно стрелять. И какой же черт дернул Диксона воспользоваться чужим оружием, даже не проверив его исправность? Куда девалась его бдительность? Может причиной всему то, что они с Питером в тот день поссорились и киллер всё время был на взводе, от того и забыл о банальных правилах безопасности?

Деталь старого пистолета вошла в его лоб на пять сантиметров и смерть, наверно, была мгновенной, но Питера это не очень утешило. Кажется, в тот день он сам готов был взять этот злосчастный пистолет и засунуть его себе в рот, но как-то удержался. Держался целых два месяца, прежде чем полезть в петлю. В прямом смысле этого слова.

Зря он только выбрал именно вечер пятницы. Совсем забыл, что Ричард собирался к нему заглянуть, чтоб забрать свои старые вещи. А тот видимо, почувствовал что-то и заявился именно тогда, когда Питер столкнул табуретку и повис под потолком на связанной втрое бельевой веревке. Он даже сознания потерять не успел, когда его сняли и уложили на пол.

И, конечно же, последовали расспросы, попытки вправить мозги и уговоры не губить свою жизнь. Вот только как было объяснить Ричарду, что от этой жизни остались одни руины, что он лишился самого дорогого человека, а от работы его отстранили? Не рассказывать же ему, что последние недели Питер не может спать, потому что видит истекающего кровью Диксона, стоит только закрыть глаза. Не говорить же, что он надел петлю на шею, потому что в тот вечер увидел Гектора, сидящего на кухне и спокойно пьющего кофе. И что те пять минут, которые Питеру чудилось, что его любимый жив, были единственным светлым пятном за прошедшие два месяца.

А Ричард уверял, что надо пройти лечение и наладить свою жизнь. Ричард всегда заботился о Питере, и даже после того, как они расстались, не переставал заботиться. Звонил, интересовался жизнью, поздравлял с праздниками, невероятно бесил ревнивого Гектора. И Гиллем почему-то не хотел подводить Ричарда, наверно именно потому и согласился пройти лечение.

Никто не держал Питера в психушке без его согласия.

Никто не собирался его убить или отравить.

Никто не собирался вызволять его отсюда.

Через неделю Питера выпустят и он вернется домой. Возможно, спустя какое-то время сможет вернуться к работе, особенно если никто больше не узнает о его галлюцинациях и видениях.

Через неделю все закончится само собой. Вот только чего оно стоит теперь — это всё? Лучше бы он остался в клинике, бесконечно продолжая верить, что скоро Гектор придумает, как его отсюда вытащить. Ведь Гектор никогда его не подводил.

* * *

Доктора Йена Хиггинса нашли в понедельник. Он лежал в своем кабинете на кушетке для пациентов и если бы не растекшееся под головой кровавое пятно, можно было решить, что он просто прилег отдохнуть. Руки доктора были сложены на груди, лицо выражало спокойствие и умиротворение. На предполагаемом орудии убийства, бронзовом бюсте Зигмунда Фрейда, были найдены отпечатки доктора и его секретарши. Но у той было железное алиби — в день убийства она гостила у родственников мужа в другом городе. Да и реакция её на смерть мистера Хиггинса была настолько искренней и бурной, что трудно было её заподозрить.

Питер Гиллем выписался из клиники в субботу. Среди вещей, которые он оставил в палате, нашли исписанный блокнот. Большинство записей были бессвязными и малопонятными. Какие-то схемы, чьи-то имена. Один из листов был полностью исписан словом «ложь», на другом было что-то вроде незаконченного письма. Имени адресата не упоминалось, а послание обрывалось на строчке «я всё равно тебе верю».

Самого Питера после этого никто не видел.